Мой иной и я

[terra-nova-diary]

Я обещала отписаться по флешмобу. О человеке, который был в моей жизни, и много значил.
Предупреждения: флафф, многабукафф.

Иной и я. Сочинение.

Мне всегда хотелось положить ему на нос карандаш. Такой у него был прямой нос, просто с ума сойти. Наверное, карандаш бы прижался без зазоров. До сих пор не знаю, почему я этого так и не сделала. Он бы позволил, точно.

Он вообще был красивый. Очень красивый. Это первое мое воспоминание о нем. Мне все время хотелось на него смотреть. Улыбка у него была… чудесная. И глаза, черные-черные. В сочетании с прямым носом это производило на меня неизгладимое впечатление. С фигурой тоже все сложилось; в свое время он занимался пятиборьем. У него были красивые, сильные руки. Он замечательно делал «фляк» (кстати, я раньше этого слова не знала), в любом состоянии. Обычно когда мы пили пиво. Потому что не видел в этом ничего такого выдающегося.

А еще он был самый тактичный из всех людей, которых я знаю. Настолько тактичный, что меня это иногда просто выводило. Он всегда боялся кого-то задеть. И потому вечно оказывался крайним.

А его любили. Любили настолько, что устроили ему как-то посвящение в рыцари. С настоящей кольчугой, шлемом и шестопером. И факелами. На крыше, ночью. А он все никак не мог понять, почему двадцать человек с радостью бросают все дела, чтобы устроить ему праздник. И не знал, куда себя девать.

На него невозможно было злиться. Мы поругались с ним только раз, и то – ссора так затянулась только потому, что мы обалдели от самого ее факта, и, кажется, не спешили заканчивать.

Он ужасно много говорил. Просто ужасно. Потому что в тишине ему было неловко. Он не понимал, что он красивый, добрый, милый, честный, умный. Он не понимал, что он – подарок. Очень стеснялся себя.

И при этом он умел слушать. Как он меня выносил – я не знаю. Потому что я тоже много говорила. Жаловалась на себя и на жизнь. Ужасно много жаловалась, даже противно.

Мы пили пиво на здоровенных каменных грибочках на детской площадке. Ночью. Они были очень высокие, эти грибочки, поэтому он сначала залезал туда сам, а потом подавал мне руку, я становилась ногами на каменный бордюрчик, и он меня туда втаскивал. Такое место было забавное – даже если мимо ходят толпы народу, вроде как уединение.

Вряд ли кто-то еще будет пить со мной пиво на грибочке.

Мы всегда были просто друзьями. Я никогда не была в него влюблена. У меня от него просто крыша ехала – такой он был сумасшедше красивый, и не понимающий этого совершенно. (Впрочем, может быть, он и понимал – он не раз заставлял меня присмотреться к себе повнимательнее, и увидеть вдруг, что он глубже, глубже, еще глубже…)

Мне хотелось его раздеть и отыметь со всем тщанием. Потому что я вообще не понимала, как этого можно не хотеть.

Мы жили рядом. Мы ехали домой в одной маршрутке, и я всегда клала голову ему на плечо. И спала. Несмотря на то, что хотела его безумно. У него на плече было так надежно, что я засыпала. И еще когда-то он меня вел под руку, пьяную в драбадан, ночью, за городом, и было очень темно, и я, близорукая и пьяная, ослепла совершенно, полностью, только голоса слушала… и мне было совершенно спокойно. Как никогда. Потому что он меня очень бережно вел под руку.

Но любить его было невозможно. Потому что он был такой мягкий, такой… не-победитель совершенно, что иногда хотелось взять его за шкирки и ткнуть носом в куда-нибудь. Ну и тыкала, конечно, хоть и на словах. Он меня слушал. Не знаю, помогает ли ему это сейчас. Хотелось бы верить.

А однажды я не выдержала, сделала первый шаг сама. И получила от ворот поворот, а потом меня же успокаивали (зачем, почему? наверное, я что-то такое дикое несла), и ему было очень неловко и тяжело, что он сделал больно хорошему человеку… А на самом деле я тогда излечилась. Через несколько дней, кажется, меня отпустило.

Просто он был занят, как выяснилось. А никто об этом не знал. Потому что он говорил-говорил, много, со вкусом. Но не о себе.

А потом он женился. В этом году мы с ним только раз смс-ками обменялись.

Он придумал мне индейское имя: Маленькая Храбрая Женщина. И называет так до сих пор. Даже в последней смс-ке. Я не знаю, кто еще мог придумать мне такое имя. Кто знал меня настолько же хорошо. И от кого бы еще я это стерпела.

Он был слабее меня. Во многом, если не во всем. Я могла его побить по всем статьям.

Но его не хотелось побеждать. Хотелось, чтоб он защитил и уберег. Он был меня старше на пару лет. Это был 2003, кажется, год. Не так давно.

Совершенно прекрасный мальчик. Как-то он там сейчас?

Я бы хотела его увидеть, хотя и опасаюсь того, кем и чем он мог стать.

Он совсем не победитель, он слаб. Но на его плече можно уснуть, и чувствовать себя в безопасности.

И у него очень красивый, прямой нос.